Виртуальный музей Перворечки

Люди и судьбы

За лесом догорала полоска зори. В окно к Олейникам постучали и крикнули: — Выходи с вещами!

Никита Романович взглянул на жену и хотел спросить, всё ли она  уложила необходимое в дорогу. Мария, всё время державщаяся, вдруг зарыдала и припала к дверному косяку. Вслед за ней захныкали дети. Отец Никиты, Роман Филиппович, повысил голос на невестку:

—       Хватит, Мария! Разве слезами этих инквизиторов проймешь! На всё воля Господня, — и направился к выходу.

На улице Роман Филиппович размашисто перекрестился и низко поклонился дому. Никита взял горсть земли и завернул в тряпицу. Всё разместилось на подводах. Обоз тронулся. Предзимний, резкий ветер студил слезы Марии, она горестно плакала и прижимала к себе детишек. Прощай, станица Отважная!

Так в 1931 году за то, что Олейники — отец и сын — не вступили в колхоз, их вместе со всем семейством выселили из родного дома, отобрали всё хозяйство, признали кулаками и направили в ссылку в Пермскую область.

Коллективизация захлестнула умы её организаторов. Лучший цвет крестьянских хозяйств Кубани подлежал раскулачиванию и ссылке. Чумным поветрием ворвалась и расцвела махровым цветом борьба властей, сверху донизу, за уничтожение справного мужика. Всеми силами старались выбить из его сознания мысль о земле, о своём хозяйстве. Навешивали такие всевозможные ярлыки (кулак, подкулачник, мироед), что в третьем поколение икается. Репрессированным отказывали в праве жить, где они хотели. Живи, где приказывает власть! В итоге, — распадались семьи, утрачивалась родословная связь. Далека ты, земля уральская. Пока дошли до неё эшелоны многие умерли в пути. Маленькие станции и разъезды стали последним пристанищем для них.

Никиту Романовича Олейника определили работать на шахте имени Калинина, в городе Губахе. Выделили небольшую комнату в наспех сколоченном бараке, стены которого промерзали и продувались всеми ветрами. О топливе и разговору не было, доставали кто где мог. В первую зиму умер самый старший сын Василий. Ещё задолго до утреннего гудка Никита Романович шёл на шахту с одной мыслью: «Не дай Бог опоздать — засудят! Тогда пропала семья». Отгоняя от себя шальные мысли, старался выполнить норму — это было главное для жизни. Вечером, за бедноватым ужином Никита Романович говорил:

—       Бачив во сни нашу станыцю. Проснулся, даже озноб охватил, — крутнув головой, продолжал: — Ну, як дальше жить?

И начались в семье воспоминания про жизнь прошлую, далёкую и неповторимую.

А через неделю к Олейникам зашёл комендант Пешков. Это был душевный человек. Подозвав Никиту Романовича, тихо сказал: -Выйдем на минутку, дело есть.

Никита Романович округлил глаза, и молнией пронеслось: Боже, что ещё стряслось?»

-Я вот о чём. Хотел вас предупредить, товарищ Олейник, -начал комендант. — Будьте осторожны в разговорах о прошлом в присутствии детей, да и не очень дружелюбных вам лиц. Комендант соседнего участка уже упрятал два человека за такие  разговоры.

Прошлое осталось позади.

Зимой 1933 года Никита Романович Олейник простудился и заболел. Умирая,  сказал своему сыну Ивану: -Помни Иван, Кубань— наша родина. Там покоятся все наши предки, кроме деда. Когда-то прейдёт же хорошее время, вернись, и поклонись от меня нашей земле. Вот узелок с кубанской землей, покладите со мной в могилу.

…Прошли годы. Из семьи Олейников осталось двое — мать и Иван. После  войны положение репрессированных немного полегчало, а потом и совсем подул ветер перемен.

В 1947 году Ивану Никитичу Олейнику удалось всякими неправдами и с большим трудом добраться до Кубани. Завёл семью, но помыкался изрядно пока не осёл на благодатной первореченской земле. Теперь уже и внуки есть. Работал скотником на МТФ.  Десять лет как на пенсии.

В последние  годы стали появляться в печати материалы о реабилитации и репрессированных. Написал я от имени Ивана в Пермскую  МВД. Недавно ко мне зашёл Иван Никитич Олейник, взволнованный и с конвертом в руке.

- Читайте, вот пришло из Пермской области, — сказал он. На трех листах, каждому поимённо. На отца, мать и на Ивана: о признании пострадавшими от политических репрессий. Справедливость восторжествовала через 62 года. Читаю: Олейник Иван Никитич с учёта спецпоселения снят 19. 03.1946 года, признать пострадавшим от политических репрессий. Я дочитал документ, глянул на Ивана, по лицу его текли слезы.

М. Снесарев. Газета «Трибуна» 13 января 1994 года